Мы жили на Гоголевском бульваре в доме 21, квартира 33. Это была огромная коммунальная квартира, шесть семей, почти тридцать человек. Конечно, в семье были репрессированные, в какой же семье не было? Из близких — два моих дяди. В 49-м году забрали папиного брата, профессора Исаака Нусинова

Я пережила блокаду, и, наверное, поэтому все свое детство, отрочество и юность, лет до тридцати, почти непрерывно болела. Лежала дома, а за стенкой все время говорило радио. В 1953 году оно сначала говорило про «дело врачей», тяжелым таким, каменным голосом — я мало что тогда понимала,

В 1953 году я жил у жены на Кузнецком мосту. Биографии у нас с женой похожи. Моего отца арестовали в 36-м и в том же году расстреляли. Маму взяли в день его расстрела, 20 декабря 1936 года, и дали десять лет строгого режима — она была

О смерти Сталина мы узнали, наверное, по радио — тогда эти репродукторы были. Помню, что отец, который вообще-то скептически относился к советской власти, тем не менее, сказал: «Умер хозяин». Я особого горя не испытывал, близко к сердцу не принимал и не плакал — отнесся, скорее, как

Когда Сталин умер, мне было 12 лет. Вся наша школа рыдала. Учителя плакали в голос. Больше всего меня удивляло, что плачет большой, сильный и строгий директор, снимающий очки и вытирающий глаза — это очень занимало мои мысли, отвлекая, наверно, от основной, но далекой беды — рядом

Я в это время был аспирантом в Московском институте востоковедения, мне было 26 лет. Услышали мы с матерью новость по радио, мать выбежала в коридор нашей коммунальной квартиры, натолкнулась на соседку и воскликнула: «Сталин умер!» Соседка зажала ей ладонью рот: «Вы с ума сошли!» — «Да

Мне было 11 лет, и я даже толком не знала, где мой отец [футболист Андрей Старостин]. Никто не говорил «твой отец сидит», и никто особенно не скрывал, а было непонятно что. И меня это вполне устраивало. Мы с мамой в то время кочевали по теткам. Няня

Я родился в 1948 году. Мои родители в 1941-м окончили ИФЛИ и работали литературными редкторами. Мы жили в Москве, в Старопименовском переулке. Как ни странно, никто из близких не был репрессирован. 5 марта 1953 года я пришел домой из прогулочный группы (существовала такая неофициальная альтернатива детским