В том марте мне было тринадцать с половиной лет. Я учился в шестом классе средней школы города Саров. Сталин был везде; современное поколение даже не может представить, что такое настоящая пропаганда. Не только на плакатах, а отовсюду — с неба, с солнца, песни о Сталине, все это с воодушевлением. Сталин — это было все. Социальный наркотик.
И вот нам объявляют, что Сталин умер. Я не плакал, потому что я мальчишка. Девочки плакали, женщины плакали. Мое чувство было, как у Чуковского: «Крокодил съел солнце». Подавленность. Как жить дальше? Рухнула основа бытия. Весь организм был заполнен Сталиным, было непонятно, что делать без Сталина. Горе осталось — мир стоит. Остро помню свое ощущение: как же такое могло случиться? И эта эмоция была всеобъемлющей — сила пропаганды.
Помню разговор мамы с папой, который я подслушал. Мама плакала, она была общественница, а отец был страшно раздражен и говорил: «Ну, за что они Леонида посадили!»
Леонид был знакомым родителей — в нашей семье, по случайности, никто не был репрессирован. Я потом узнал, что Леонид все никак не мог понять, что же за горе случилось в Москве 5 марта. В лагерях все ликовали.
Моя жена помнит: когда объявили о смерти Сталина, ее дедушка лежал с инфарктом. Он встал, и у него слезы полились рекой. Перед этим, в начале 53-го года, жену бойкотировал весь класс: она была еврейка. Целый месяц она сидела одна в ряду, девочки ее били, потому что евреи — враги. А в конце марта начались чудеса — объявили о том, что дело врачей было неправильным.
Знаю, что у моего однокурсника были критически мыслящие родители. 5 марта они пришли к своим старым добрым друзьям. И увидели накрытый стол, стоят бокалы вина, угощение. Они спрашивают:
— У вас день рождения сегодня?
— Нет, празднуем смерть тирана.
В нашей семье не было таких крайностей. Отец высказывался про смерть Сталина, предельно возмущался коллективизацией, уничтожением крестьянства. Но у нас не было такого — праздновать чью-то смерть.
Сам я долго верил в идеи социализма и коммунизма — до поступления в университет, где были друзья, критические разговоры. Помню, что 1956 году ХХ съезд был воспринят с радостью. Наконец, сказали правду. Это было счастье.
Борис Львович Альтшулер (р. 1929), физик, правозащитник
Подготовила Светлана Шуранова