05.03.53

Я выросла в семье, где были репрессированные. Бабушку и деда — отчима моей мамы — в 1937 году расстреляли. Мы долгое время не знали, как они умерли. Вначале нам давали совершенно лживые сведения, только потом выяснилось, что их расстреляли сразу же. Мама свое ранее детство провела

Осень–зима 1952/53 года — разгар антиеврейской кампании. Мама жила в ожидании, что за ней придут — как уже приходили за многими вокруг, — и всё на этом кончится. Я это отчасти понимала и была испугана, а к тому же у меня были и свои причины бояться.

В 1953 году я работала в лаборатории, в НИАТе [Научно-исследовательский институт технологии и организации производства двигателей Министерства авиационной промышленности СССР]. Наш научно-исследовательский институт — это был кусочек бывшего ЦИТа, [Центрального] Института труда, [Алексей Капитонович] Гастев им занимался. О состоянии и потом о смерти Сталина я узнала на

В 1953 году мне было 20 лет. Оба моих родителя были репрессированы, отца арестовали в 1937 году, а через год — маму.  Папу расстреляли, а мама вернулась в 1946 году — восемь лет она провела в лагере в Магадане. В 1953 году мы с ней  жили

Смерть Сталина не была неожиданностью — 4 марта объявили о его состоянии, и ясно было, что вряд ли он вытянет. Произошедшее все восприняли как должное. Конечно, переживали, и я тоже, но меня терзало любопытство — кто же будет после него. Если кто и плакал, я не

В школе, особенно в младших классах, я очень дружила с одной девочкой, которая своими вопросами часто ставила меня в тупик. Например, она спрашивала: «А ты кого больше любишь — Ленина или Сталина?» Поскольку в то время я еще плохо представляла себе, что можно любить кого-то, кроме