Утром 5 марта 1953 года я проснулся в лучезарном настроении. Небывалая веселость находила выход в каком-то неудержимом хохоте, беготне по просторам десятиметровой комнаты, с комфортом вмещавшей четверых, и завершилась брызгами чая, в который я уронил кружок полукопченой колбасы. Получив в результате затрещину, что полностью соответствовало жанру комедии дель арте, я был драматическим тоном извещен, что по случаю смерти И.В. Сталина мне следовало бы перестать беситься. Тогда я отправился на коммунальную кухню, где обнаружил соседку Варвару Николаевну, которая что-то нарезала на своем столе рядом с плитой и при этом плакала в три ручья. Поскольку никаких интимных чувств к Сталину я не испытывал, но в целом мое отношение к нему было скорее доброжелательным, я истолковал рыдания бабы Вари как скорбь о безвременно усопшем. Однако на вопрос о причине ее слез, предполагавший только подтвердить мою догадку, получил неожиданный и ворчливый ответ: «Потому что лук режу».
Мне было в тот день без малого пять лет, по сию пору я гадаю: была ли эта фраза выражением некоего сакрального стыда, очистительного пламени скорби, не желающей выдавать неразумному причин своих, или Варвара Николаевна не разделяла всенародного горя. Выяснить это мне так и не удалось, поскольку довольно скоро она со своим многочисленным семейством переехала в другую и даже, помнится, отдельную квартиру, а в ее комнате поселилась вдова расстрелянного в 1937 году контр-адмирала Балтфлота, арестованная вслед за мужем, разлученная с маленькими сыном и дочерью и проведшая 17 лет в лагерях и ссылке, — Вера Михайловна Васильева. Случилось так, что мое знакомство с В.М. продолжалось до самой ее смерти, а прожила она долго. Однажды тот памятный эпизод я ей пересказал — оказалось, как ни странно, что и у нее, встретившей тот день на поселении, настроение тогда было самым лучшим за предшествующие 16 лет. Как было сказано однажды, и с тех пор повторяют кому не лень: бывают странные сближенья.
Михаил Яковлевич Шейнкер (р. 1948), филолог
Подготовила Ольга Канунникова