Мой отец был моряком, работал в торговом флоте. Мать работала на таможне. Мы жили во Владивостоке и некоторые из наших родственников были «проблемными», то есть приходилось скрывать происхождение.
Мой дед по матери был царским офицером. Он с семьей жил в поместье на Дальнем Востоке, когда началась революция. В военных действиях участия не принимал, был мирным человеком, но страшно переживал происходящее. Говорили, во время Гражданской войны его несколько раз водили на расстрел, но так как он владел искусством врачевания (не был врачом, но увлекался медициной), то его всегда отпускали. В итоге дед спился и умер в 1932 году. Его детям (пять девочек и два мальчика, самая младшая дочь родилась в 1919 году) не выдавали паспорта до конца 30-х годов, так как все думали, высылать их или нет. Видимо то, что бабушка была при всем этом простой крестьянкой, их и спасло в итоге.
Мама моя всю жизнь боялась своего происхождения.
День смерти Сталина я запомнила вот почему. Я уже ходила во 2-й класс женской школы № 1. Когда сообщили по радио, я была дома, в комнате. А мама была на кухне с соседками. Отец был в рейсе. Я когда услашала новость, страшно расстроилась и расплакалась. Это было такое неосознанное рыдание: «Ну как, Сталин умер!» Я вышла на кухню и сказала: «Мамочка, Сталин умер!» А дальше произошло то, что меня сильно потрясло, поэтому, я думаю, этот эпизод так и врезался в память. Я увидела блеск маминой золотой коронки: мама улыбалась, ничего не говоря. Для меня это был настоящий шок. Но никто из соседей ничего не обсуждал, этой темы вообще не касались. Ни одного откровенно опечаленного человека, кроме меня там не было.
В школе ученицы подняли вопрос о трауре: надо ли что-то специальное надеть. На что нам довольно равнодушно ответили: «Ну пионерам черные фартуки и галстуки, а вам ничего не надо, вы и так в темненьком».
Это тоже я хорошо запомнила. Никуда специально мы в те дни не пошли, и вообще ничего особенного не делали. Даже траурной линейки не помню.
Люди вокруг не то чтобы переживали. Все относились к событию довольно равнодушно. Ни дома, ни на улице ничего особенного не происходило.
Конечно, все обсуждали, «как же мы теперь будем жить без Сталина», но без конкретики и не причитали, а как-то осмысляли.
Отношение к Сталину у меня и в семье изменилось только после XX съезда партии.
Ирина Ефимовна Медведева (р. 1946), врач
Подготовила Алина Сергеева