Я выросла в семье, где были репрессированные. Бабушку и деда — отчима моей мамы — в 1937 году расстреляли. Мы долгое время не знали, как они умерли. Вначале нам давали совершенно лживые сведения, только потом выяснилось, что их расстреляли сразу же. Мама свое ранее детство провела
Posts By: Александра Поливанова
«Я очень хорошо запомнила, что надо было не показать своего равнодушия к этому событию»
Мы жили на Арбате, на улице Веснина, сейчас это Денежный переулок, в коммунальной квартире. Нас было четверо семейств. И среди жильцов была такая Марья Ивановна Маркелова, которая совершенно явно состояла в сексотах, то есть у нее была связь с НКВД, они периодически с ней общались, и,
«Помню свой ужас — ни на минуту у меня не было идеи, что теперь будет лучше»
Осень–зима 1952/53 года — разгар антиеврейской кампании. Мама жила в ожидании, что за ней придут — как уже приходили за многими вокруг, — и всё на этом кончится. Я это отчасти понимала и была испугана, а к тому же у меня были и свои причины бояться.
«Не было даже этого: „Что будет?“ Просто нам было все равно»
В 1953 году я работала в лаборатории, в НИАТе [Научно-исследовательский институт технологии и организации производства двигателей Министерства авиационной промышленности СССР]. Наш научно-исследовательский институт — это был кусочек бывшего ЦИТа, [Центрального] Института труда, [Алексей Капитонович] Гастев им занимался. О состоянии и потом о смерти Сталина я узнала на
«Мною двигал стадный инстинкт: все страдают, и я страдаю — даже еще сильнее и лучше всех»
В 1953 году мне было 20 лет. Оба моих родителя были репрессированы, отца арестовали в 1937 году, а через год — маму. Папу расстреляли, а мама вернулась в 1946 году — восемь лет она провела в лагере в Магадане. В 1953 году мы с ней жили
«Обычное любопытство: Сталин — он был как бог, интересно посмотреть, что это такое»
Смерть Сталина не была неожиданностью — 4 марта объявили о его состоянии, и ясно было, что вряд ли он вытянет. Произошедшее все восприняли как должное. Конечно, переживали, и я тоже, но меня терзало любопытство — кто же будет после него. Если кто и плакал, я не
«Отец подошел к балконной двери, лбом в стекло уперся и молчал»
В ту пору я училась в 9-м классе в Ногинске. Шла третья четверть, в начале марта появилось сообщение о болезни Сталина. Мы тогда не понимали, что это за болезнь такая — ну, заболел человек, у нас у всех были дедушки и бабушки старенькие. А потом объявили
«И вдруг — волна! Кто-то откуда-то с силой давит. И ребра — хрустят. И становится так страшно!»
Несколько дней передавали сообщения о состоянии здоровья. Несколько дней мы слушали, как он себя чувствует. Я не помню вокруг меня людей, которые бы очень сильно переживали, что вот, он заболел и, наверное, уже скоро помрет. Было волнение по поводу того, что будет дальше, как же мы
«Я почему-то посмотрела на небо, и мне даже показалось, что оно потемнело»
В школе, особенно в младших классах, я очень дружила с одной девочкой, которая своими вопросами часто ставила меня в тупик. Например, она спрашивала: «А ты кого больше любишь — Ленина или Сталина?» Поскольку в то время я еще плохо представляла себе, что можно любить кого-то, кроме
«Папа! — сказал я с тем энтузиазмом, с каким сообщают свежие, интересные новости, — Сталин умер!»
В начале марта 1953 года я, ученик 2-го класса, болел, не ходил в школу и сидел дома. Вероятно, у меня была какая-то ерундовая простуда, потому что я помню себя в постели, с игрушками и в хорошем настроении. Мы (мама, папа и я) жили в 11-метровой комнате