Я не помню, с какого числа началось ощущение, что в Москве или в стране что-то происходит особенное. Три дня перед смертью Сталина были для меня очень памятны по совершенно личным причинам, но все эти личные обстоятельства сопровождались прекрасной музыкой по радио, которая звучала вместо обычной радиоболтовни.
Валентина Гусева, школьница
«Была какая-то растерянность, потому что со Сталиным было связано снижение цен»
Зиновий Элентух, инженер
«Запомни, хуже уже быть не может, будет только лучше»
Майя Никольская, студентка
«Мама мне сказала: „Ты — бросовый человеческий материал“»
Мирра Иоселевич, инженер
«А как может умереть тот, кто человеком не является?»
Жанна Исаева, школьница
«Страшное горе, гибель кошки… и мне было все равно — умер Сталин или нет»
Мои отец и мать столкнулись с ГУЛАГом напрямую. Отец был инженер-гидромелиоратор, специалист по строительству каналов и плотин. Строил «Москва–Волга», канал под шлюзами. Отец очень гордился этими шлюзами. Он — проектировщик, а вся рабочая сила — это были концлагеря. ГУЛАГ самый натуральный. Бетон, замешанный на костях, — вот
Борис Альтшулер, школьник
«У вас день рождения сегодня? — Нет, празднуем смерть тирана»
Елизавета Кузнецова, школьница
«Все рыдали, с ума сходили и думали, как мы будем дальше жить без него»
Виктор Шейнис, студент
«Даже те люди, которые понимали, что происходит, не подавали вида, что понимают»
Рано утром включилось радио. Сначала прогремела музыка, а потом сообщили о болезни Сталина. Это было утром 4 марта. Два дня передавали медицинские бюллетени о состоянии здоровья Сталина, которые я с напряженным вниманием слушал. Я был молодым человеком, комсомольцем, продуктом советского воспитания, поэтому основное чувство — тревога