Мне было девять лет, когда весь мир узнал о кончине Сталина. Скажу несколько слов об обстановке в нашем доме, чтоб было понятно, что я мог ощущать и что влияло на меня. Как известно, в те дни все время печатали бюллетени о болезни Сталина, люди их разгадывали,

Я была в 9-м классе. Пол-девятого утра ко мне прибежали рыдающие подруги — «Что делать?..» Я приняла решение — прорываемся в Колонный зал. Очередь вилась уже по всему центру. Мы решили пробираться по дворам ближе к Дому Союзов (тогда все дворы были открыты со всех сторон).

Помню, что в эти дни было довольно холодно — минус пять, что-то в этом роде. Это отложилось в памяти, поскольку я провел на улице тогда почти двое суток. Себя я запомнил уже на улице Горького. Влился в общий поток. Было очень много людей, и поток все

Когда Сталин начал умирать, как нам объявили, мне было полтора месяца до 17 лет. Я учился в 10-м классе, это был последний класс школы. Тут надо два слова сказать про школу, в которой я учился. Это была первая школа в Петербурге, она еще при Петре была

Утром 5 марта 1953 года я проснулся в лучезарном настроении. Небывалая веселость находила выход в каком-то неудержимом хохоте, беготне по просторам десятиметровой комнаты, с комфортом вмещавшей четверых, и завершилась брызгами чая, в который я уронил кружок полукопченой колбасы. Получив в результате затрещину, что полностью соответствовало жанру

Жизнь моей семьи была очень насыщена политикой, в определенном смысле. Мой отец, Венедикт Мякотин, был историком и народным социалистом. Из России он уехал вместе с остальными, в 1920-е годы. Сейчас это называют «философским пароходом», но я с детства слышала о поезде. Потом я подсчитала по списку