О смерти Сталина я услышала по радио. Это было утром, наверное, 6 марта. Мама [Елена Катерли] сразу уехала в Союз Писателей, где она была тогда вторым секретарем, а отец [Семен Фарфель] в то время находился на Урале, куда его, опального журналиста, перевели — фактически сослали — в 1949 году по «ленинградскому делу». Вернулся он весной 1953 года, уже после смерти Сталина.
Так вот, мама поехала в Союз, а я — в Технологический институт, где училась на первом курсе. В институте было собрание. Выступали какие-то преподаватели, многие рыдали, некоторые студентки даже падали в обморок. А я сидела, как каменная, и проклинала себя от стыда за то, что не могу заплакать.
На другой день я пошла в Дом книги, выстояла там огромную очередь и купила портрет Сталина. Дома повесила портрет на стену, обвила его остатками своего пионерского галстука, а потом упала на колени и клялась, что отдам за дело партии все силы, а если потребуется, то и жизнь.
Мать была встревожена и подавлена. Сказала, что наступают черные дни — но испытывала она не горе, а страх. Многие наши знакомые тогда боялись, что к власти придет Берия, и начнутся еще худшие репрессии, чем при Сталине.
У нас дома о репрессиях говорили очень мало — родители все понимали, но берегли меня от этой информации. Муж тети Раи, сестры отца, полковник Август Оттович Букан, был в 1938 году расстрелян, саму тетю Раю отправили в лагерь как ЧСИР. А мне родители говорили, что Август Оттович в лагере, что это ошибка — скоро там разберутся, все выяснят, и его освободят. Я в это верила до самого заявления Хрущева на XX съезде.
Ровно через год, 5 марта 1954 года, у меня родился сын Саша. Помню, что я очень расстраивалась — как же в эту траурную дату мы будем праздновать день его рождения? Однажды я поделилась своими переживаниями с санитаркой в роддоме — тогда она наклонилась ко мне и прошептала на ухо: «Радуйся! Твой сын родился в счастливейший для народа день».
Нина Семеновна Катерли (р. 1934), писатель
Подготовила Елена Эфрос