Инна Литвин, школьница
«Тогда я стала изо всех сил нажимать на больные железки, чтобы вызвать слезы»

В конце февраля 1953 года мне исполнилось 12 лет. Мы жили на Арбате в доме № 51 (том самом, знаменитом, так называемом рыбаковском). Окна нашей большой комнаты выходили на Арбат (наш эркер на третьем этаже — ближайший к Смоленской площади).

В отрочестве я много болела и много читала, а в марте 1953 года у меня как раз была свинка. Известие о смерти вождя застало меня в эркере. Я сидела с книжкой за письменным столом и смотрела в окно на телефонную станцию на противоположной стороне улицы. Понимала, что следует, наверное, заплакать, но выдавить слезу не удавалось. Тогда я стала изо всех сил нажимать на больные железки, чтобы вызвать слезы таким вот механическим способом, но и это не помогло. В то же время я отчетливо понимала, что если бы я была не дома, а в школе среди рыдающих одноклассниц, мне бы удалось заплакать. Однако я была в одиночестве и благодаря этому осталась самой собой.

Между тем, наша коммунальная квартира, заслуживающая красочного описания, отличалась от других тем, что одним из наших соседей был знаменитый заплечных дел мастер по фамилии Рыбин (шифруясь, он называл себя Леонидом Алексеевичем, будучи по паспорту Алексеем Трофимовичем). В те времена Рыбин дорос до высокой должности и был начальником охраны сталинской ложи в Большом театре.

Так как за два дня до того, 3 марта, умерла моя бабушка (мать моего отца), реакции родителей на смерть вождя не помню, они были заняты гораздо более важными делами. Рыбин, конечно же, рвал на себе остатки неестественно черных волос, а его жена Екатерина Тимофеевна громко завывала в кухне, в то время как остальные соседи сохраняли олимпийское спокойствие. Что неудивительно, потому что все они немало претерпели от советской власти и лично от товарища Сталина.

О соседях Рыбиных, истинных монстрах, можно было бы порассказать немало занимательного. Этот человек, прирожденный холоп, ощущал себя едва ли не членом сталинской семьи и иначе как «Светка» и «Васька» детей Сталина не называл. Может быть, этот образ и потускнел бы со временем, если бы в новейшие уже времена он не возник на телевизионном экране в передаче «Он знал Сталина» (или что-то вроде того) и оказался на удивление  говорливым персонажем. С нами, своими соседями, он не разговаривал, а состоял в переписке, оглоушивая нас разного рода гневными реляциями. В конфликты с Рыбиными соседи не вступали, за всех отдувался кот Гриша, ненавидевший Рыбина и регулярно испражнявшийся в блестящие рыбинские галоши, прямо на малиновую их подкладку.

А правду о сталинских похоронах я узнала только потому, что девочка из нашей школы погибла в тот страшный день.

Инна Оскаровна Литвин (р. 1941), художник