В день смерти Сталина отец пошел в радиомагазин на Пятницкой улице и купил нам «тарелку», так именовали в то время самый примитивный транслятор. До этого он не позволял маме и мне держать в доме радио, «чтобы хоть тут не слышать мерзости». В семье царило сдержанное ликование:
В день, когда умер сталин, я лежала в детской больнице, выздоравливая от дифтерита и голода. В коридоре из черной «тарелки» лилась печальная музыка и что-то говорил бархатный голос. Мне было девять лет, и в больницу меня привезли из пересыльной тюрьмы на Красной Пресне — в «черном
Репрессированных в нашей семье не было. Но общий для всех семей страх перед «органами» и доносчиками — был. Бабушка, например, советовала мне не рисовать случайных физиономий и не оставлять их где попало. Однажды ее знакомый, вот так же, как я — чертил каких-то чертей — просто
Мне было девять лет, когда весь мир узнал о кончине Сталина. Скажу несколько слов об обстановке в нашем доме, чтоб было понятно, что я мог ощущать и что влияло на меня. Как известно, в те дни все время печатали бюллетени о болезни Сталина, люди их разгадывали,
Я была в 9-м классе. Пол-девятого утра ко мне прибежали рыдающие подруги — «Что делать?..» Я приняла решение — прорываемся в Колонный зал. Очередь вилась уже по всему центру. Мы решили пробираться по дворам ближе к Дому Союзов (тогда все дворы были открыты со всех сторон).
Помню, что в эти дни было довольно холодно — минус пять, что-то в этом роде. Это отложилось в памяти, поскольку я провел на улице тогда почти двое суток. Себя я запомнил уже на улице Горького. Влился в общий поток. Было очень много людей, и поток все
Когда Сталин начал умирать, как нам объявили, мне было полтора месяца до 17 лет. Я учился в 10-м классе, это был последний класс школы. Тут надо два слова сказать про школу, в которой я учился. Это была первая школа в Петербурге, она еще при Петре была
Утром 5 марта 1953 года я проснулся в лучезарном настроении. Небывалая веселость находила выход в каком-то неудержимом хохоте, беготне по просторам десятиметровой комнаты, с комфортом вмещавшей четверых, и завершилась брызгами чая, в который я уронил кружок полукопченой колбасы. Получив в результате затрещину, что полностью соответствовало жанру
Жизнь моей семьи была очень насыщена политикой, в определенном смысле. Мой отец, Венедикт Мякотин, был историком и народным социалистом. Из России он уехал вместе с остальными, в 1920-е годы. Сейчас это называют «философским пароходом», но я с детства слышала о поезде. Потом я подсчитала по списку
Единственное, что непрерывно и качественно работало в нашей одесской, без каких-либо удобств, однокомнатной квартире, — это радиоточка. Не умолкая. Поэтому, хотел я или не хотел, но новостные вливания я получал автоматом с самого раннего детсадовского возраста. Потом узнал, что не только я один. А еще позже
