Вера Звонарева, школьница
«5 марта от ужаса, со словами „как жить дальше?“ умерла моя тетка, которой было всего 43 года»

Когда Сталин умер, мне было 12 лет. Вся наша школа рыдала. Учителя плакали в голос. Больше всего меня удивляло, что плачет большой, сильный и строгий директор, снимающий очки и вытирающий глаза — это очень занимало мои мысли, отвлекая, наверно, от основной, но далекой беды — рядом

Георгий Мирский, аспирант
«Ни разу за все те дни я не видел ни одного человека, который выглядел бы глубоко переживающим, рыдающим»

Я в это время был аспирантом в Московском институте востоковедения, мне было 26 лет. Услышали мы с матерью новость по радио, мать выбежала в коридор нашей коммунальной квартиры, натолкнулась на соседку и воскликнула: «Сталин умер!» Соседка зажала ей ладонью рот: «Вы с ума сошли!» — «Да

Наталья Старостина, школьница
«Надо заплакать — неприлично же, когда все рыдают, а тут стоит какой-то пень»

Мне было 11 лет, и я даже толком не знала, где мой отец [футболист Андрей Старостин]. Никто не говорил «твой отец сидит», и никто особенно не скрывал, а было непонятно что. И меня это вполне устраивало. Мы с мамой в то время кочевали по теткам. Няня

Иосиф Красильщик, дошкольник
«Отец им говорил: „Что, вы, дуры, плачете? Радоваться надо“. А мама сказала, что будет еще хуже»

Я родился в 1948 году. Мои родители в 1941-м окончили ИФЛИ и работали литературными редкторами. Мы жили в Москве, в Старопименовском переулке. Как ни странно, никто из близких не был репрессирован. 5 марта 1953 года я пришел домой из прогулочный группы (существовала такая неофициальная альтернатива детским

Борис Родионов, студент
«Мрачный, безмолвный совершенно, темный поток, только слышен стук ботинок, сапог по асфальту»

В 1953 году я жил с родителями и бабушкой, и мы очень бедствовали. Отец недавно остался без работы — он преподавал в вузе историю партии, а в 1952 году был уволен и исключен из партии за то, что дал рекомендацию человеку с «троцкистским прошлым». Накоплений никаких

Мария Погребова, студентка
«Его разбудила мама и сказала: „Сталин умер — свадьбы не будет!“»

Я жила в Кропоткинском переулке, дом 26, квартира 13. Правда, к тому времени, наш дом уже стал считаться по Левшинскому, но, думаю, это неважно. Это была не отдельная квартира, но родственная. На 1953 год там жили мама и я, моя тетя, мой дядюшка и его жена.

Наталья Леонтович, студентка
«Главный тост, который произносили: „Чтоб не воскрес!“»

Про репрессированных родственников не так легко ответить, потому что Миша [физик Михаил Левин], мой на тот момент будущий муж, — он был репрессирован, а из кровных, как ни странно, никто не был. Что чувствовали родители, точно не могу сказать — обстановка в нашем доме была очень

Мария Поливанова, школьница
«Петю вызывают ночью, и он дирижирует цирковыми лошадками задом наперед. Они идут траурным шагом»

Начну чуть раньше. Я очень долго болела желтухой и не ходила в школу. Встала с постели 21 декабря — это День энергетика, а папа мой был энергетик, и день рождения Сталина. «Ха-ха-ха, Машенька встала в день рождения Сталина!» Месяц просидела дома после желтухи — и опять

Юрий Веретенников, солдат
«Видимо, они сами все были в ожидании: что дальше будет? И плакали»

В жизни есть всякие ситуации, когда то ли судьба, то ли интуиция выручают. Весна 1953 года. Мотомеханизированная дивизия, в которую входит и наш танковый полк, находится на учениях в Молдавии, возле города Болграда. Тогда Молдавии, как таковой, не было — она считалась частью Украинской ССР. Степь,

Александр Жолковский, школьник
«При малейших шансах на выживание о болезни не посмели бы и заикнуться»

Александр Жолковский, 1949

День смерти Сталина — давно канонизированная тема мемуарной литературы. У меня тоже есть публикация в этом жанре, виньетка «Соцреализм в школе и дома», доступная в Сети. Думаю, тем не менее, что ее стоит воспроизвести, она недлинная, а затем прокомментировать и поговорить вокруг. СОЦРЕАЛИЗМ В ШКОЛЕ И